Рак ― не насморк: хирург-онколог из Ставрополя Арсен Койчуев о зависимости от работы и спасении людей в пандемию

В пятницу, 4 февраля, отмечают Всемирный день борьбы с онкологическими заболеваниям. Корреспондент «Блокнота» поговорила с хирургом-онкологом, заместителем главного врача по поликлинической работе в краевом клиническом онкодиспансере Арсеном Койчуевым о том, как опыт меняет медиков, с чем им приходится сталкиваться каждый день и каково лечить людей от онкологии в период пандемии.

Арсен Койчуев родился в городе Карачаевске Карачаево-Черкесской республики. Отец ― доктор наук, профессор истории, а мать ― учительница. Многие близкие люди работали и работают в медицине, так что с выбором будущей профессии собеседник редакции определился со школы. Он окончил учебу с золотой медалью и приехал учиться в Ставрополь. За годы обучения и работы Койчуев успел стать врачом-онкологом,  хирургом, доктором медицинских наук и доцентом. Также сейчас исполняет обязанности заведующего кафедрой СТГМУ.

Источник фото:  riakchr.ru

Онкологическое направление выбрал, так как в процессе обучения понравились ведение предмета и возможность помогать обреченным пациентам. Дальше будущий медик строил свое обучение, ориентируясь на эту специальность. Так Арсен Койчуев стал хирургом-онкологом.

― Из опыта нахождения в других медучреждениях, понимал, что в онкологии выполняются наиболее обширные вмешательства, поток пациентов очень большой. Опыт работы в онкологическом диспансере приобретаешь интенсивно. За первые пять лет ты набираешься максимального опыта. Если в обычной хирургии удел молодого специалиста ― удаление аппендикса и грыж, то в хирургической онкологии маленьких операций почти нет. Врачи сразу начинают участвовать в обширных операциях , ― делится Койчуев.

У молодого доктора в первую очередь присутствует страх. В хирургии врач должен перебороть его и ответить на вопрос старшего товарища: «А сможешь ли ты это сделать?». 

― К первой собственной операции молодой хирург выполняет уже треть от всех вмешательств в учреждении, будучи ассистентом.  Хоть это страшно и ответственно, но вмешательство включает все этапы, которые ты уже выполнял, ассистируя хирургу. Просто во время операции ты поочередно сам их выполняешь, ― продолжает медик.

В начале карьеры был период, когда Койчуев брал на себя много задач. Как он делится, через это проходят все молодые врачи. Доктора могут оставаться на работе после смены, приезжать по выходным. 

― Я параллельно учился в аспирантуре, был дефицит времени для написания диссертаций. Была и хирургия: много операций, больных, которых нужно было выхаживать. Проводили и выходные, и ночи в операционном отделении достаточно часто , ― вспоминает хирург.

С одной стороны, это юношеский максимализм. Молодые специалисты хотят романтики в профессии, вносить большую лепту в сохранение здоровья человека. Но со временем эта нагрузка приводит к выгоранию.

― Иногда шутим о том, что ребята нарушают трудовой кодекс, когда не идут отдыхать. Как говорят японцы: «Если вы долго работаете, значит, плохо работаете». К сожалению, в медицине это не применимо, тем более в хирургии. Иногда приходится оперировать ночью. Бывают экстренные случаи, пациенты погибают. Нелегко молодым докторам, это точно , ― считает Арсен Койчуев.

Собеседник редакции на всю жизнь запомнил пациентку, которую в первый раз прооперировал в онкодиспансере. 

― Мы до сих пор общаемся. Ее судьба сложилась удивительным образом, она до сих пор жива. Хотя в онкологии это достаточно редко, потому что наши пациенты оперируются чаще всего во второй-четвертой стадиях. Какое-то время человек находится в ремиссии. Существует термин «пятилетняя выживаемость». Не все люди переживают этот срок. Четко помню, как сказал, что готов удалить опухоль, а сама пациентка была хорошо настроена. Уже прошло около 20 лет. Она жива, периодически ходит на контрольные обследования. Может, это защитное свойство психики, но мне удается не зацикливаться на больных, которые не перенесли вмешательство. У нас достаточно мало таковых пациентов. Летальность в учреждении низкая , ― делится онколог.

Перед вмешательством каждый хирург знает, кого ему предстоит оперировать. Каждого пациента ведет лечащий врач, потом их случаи обсуждаются со старшими специалистами на консилиуме, после чего разрабатывается план операции. Хирург беседует с пациентом, оценивает риски, рассказывает о том, что человека ждет: как себя будет чувствовать пациент и что с ним будет происходить после вмешательства.

― Пациенты тоже боятся операций. Человек должен быть проинформирован. Мы беседуем, даже рисуем, что будет происходить во время операции. Когда пациент больше знает, он вооружен и понимает, чего ожидать. А когда хирург разговаривает с пациентом, который говорит «я не боюсь», это уже начинает пугать хирурга. Простой операций не бывает, даже если она небольшая. Важную роль играют и те пациенты, которые уже прошли этот этап. Тут появляется коллективная терапия, все обмениваются информацией и поддерживают друг-друга. Так что не всегда хорошо, когда в отделении люди лежат в одноместной палате , ― рассказывает медик.

В онкологической сфере зачастую приходится говорить пациентам о бессилии медицины. В хирургии это случается не так часто, так как онкобольные уже обследованы и отобраны для вмешательства. Исходя из полученных данных устанавливают диагноз и принимают решение, как лечить: химия, лучевая терапия или операция. Также бывают случаи, когда пациент попадает с запущенной формой заболевания или имеет противопоказания, из-за которых не сможет перенести операцию. 

― Этот разговор самый тяжелый. Бывает, когда люди терпели два-три года, потом приезжают с надеждой на помощь, а ее оказать невозможно. Тогда нужно говорить, что диагноз запущенный и заболевание неконтролируемое. Об этом говорим очень аккуратно. По юридическим требованиям врачи должны сообщать пациенту о его состоянии сами, но многие родственники пытаются оградить близкого от этой информации. Общение с пациентами ― отдельная наука. Нас учат, как избежать слов «рак», «четвертая стадия», «метастазы». Нам нужно сказать о том, что с человеком происходит, но сделать это мягко, расписать поддерживающее лечение. Если пациенту говорить о том, что можно сделать, тогда он воспринимает это легче. У хирургов другая ситуация ― этот основной этап позади. Но к сожалению не все люди, которые проходят его, оказываются действительно операбельны , ― делится врач.

Вмешательство начинают с диагностической лапароскопии. Процедура позволяет подтвердить возможность операции или выявить очаги заболевания, которые могут не дать ее провести.

― Сейчас появились новые возможности для диагностики. Если раньше каждый второй пациент с раком желудка оказывался с попыткой операции, то сейчас из десяти пациентов таким является всего один. В арсенале медиков компьютерная томография, МРТ, КТ. Сейчас пациентов не подвергают напрасному наркозу и вмешательству , ― рассказывает Койчуев.

Бывают случаи, которые поражают даже опытных хирургов. Приходится оперировать людей, у которых опухоли большие и врастают в органы. В таких случаях могут удалять часть органов, делать пластику, резекцию. На это у оперирующих медиков уходит до пяти-шести часов. 

― Как врачи-онкологи мы гордимся проделанной работой. Когда докладываем о таких операциях на конгрессах, коллеги очень удивляются. Чаще всего тому, где мы находим таких пациентов и почему они попадают к хирургу в таком запущенном состоянии. На консилиуме бывают люди с опухолями на губе, миндалине, гортани, пищеводе , ― вспоминает Койчуев.

С развитием технологий появляются новые сложности, но более приятные. Сейчас можно обнаружить даже самые маленькие опухоли. В таких случаях операцию делают без разрезов ― через проколы. Как рассказывает Койчуев, такие ситуации радуют больше, чем героические многочасовые вмешательства. 

Один из основных факторов, почему рак так тяжело лечится ― отсутствие полного понимания, почему он возникает. Тем не менее  на сегодняшний день медики знают, как проводить профилактику.

Есть канцерогенные факторы ― вредные привычки, вирус папилломы человека (ВПЧ), образ жизни, питание. Они увеличивают вероятность заболеть. Также необходимо обследовать даже тех людей, у которых нет жалоб на свое состояние. Многие часто не задумываются о своевременной профилактике, потому и попадают к докторам на последних стадиях заболевания. В таких случаях возможно только продлить человеку жизнь.

― Большая часть пациентов ― люди от 60 до 80 лет. Говорим о том, что рак молодеет, но все-таки молодежь не наш основной контингент. Да, нам обидно, когда среди пациентов оказываются люди младше 40 лет. Недавно у меня была пациентка, которой 27 лет. С детской заболеваемостью все не так плохо. Врожденные опухоли встречаются редко. Тут чаще всего роль играет генетическая составляющая, ― рассказывает хирург.

Сам человек может обнаружить у себя явные признаки заболевания, но дело в том, что они могут появляться, когда болезнь находится на запущенной стадии.

― Понятное дело, что такие симптомы тоже нельзя пропускать, точно нужно идти к врачу. Но хотелось бы выявлять такое раньше в результате любви пациента к себе. Можно обследовать тысячу человек и найти онкологию только у одного, но и слава Богу. Это лучший вариант, ― считает онколог.

Врачам приходится разделять чувство горя, которое испытывает пациент, когда он узнает о своем диагнозе. Койчуев считает, что медик должен сочувствовать и понимать человека, который сидит перед ним.

― Если совсем абстрагироваться от эмоций, то это поведение будет ближе к выгоранию. У каждого из нас есть близкие, и мы все можем оказаться на месте пациента или его родных. Не считаю, что нужно научиться не обращать внимание на эмоциональное состояние. Наши педагоги в университетах говорят: «Умирать с каждым больным нельзя». Следующего пациента тоже должен кто-то лечить, поэтому нужно найти золотую середину. Да и здоровья специалиста может не хватить , ― делится мнением врач.

Рабочий день врача начинается рано утром. Многие медики находятся в учреждении с 7 утра, хотя рабочий день начинается только в 8. Затем идет осмотр пациентов, работа с документаций. Позже организовывают планерку, на которой обсуждают назначенные операции. В районе 9 часов начинается операционный день, который длится от трех до четырех часов в день. Многое зависит от направления: где-то за день выполняют две-три операции, где-то пять-шесть, если это, допустим, операции на щитовидной железе, коже или молочных железах. После вмешательства хирург возвращается к тем пациентам, которые лежат в стационаре. 

― Перед тем, как уйти, я поднимаюсь в реанимацию, осматриваю пациента, которого сегодня прооперировали. Общаюсь. Что интересно, человек на следующий день не помнит этого разговора с доктором, хотя спокойно общается, задает вопросы. Я первое время не понимал, почему меня спрашивают об одном и том же на следующий день. Оказалось, что под воздействием наркоза и обезболивающих первый разговор не откладывается в памяти , ― делится хирург.

Каждый рабочий день по-своему загружен. В семье медиков, например как у Арсена Койчуева, стараются разделять обязанности. Чем насыщеннее жизнь вне работы, тем она успешнее.

Каждому медику задают неуместные вопросы. Если затрагивать врачей-онкологов, то самый популярный из них: «Сколько я проживу?».

― Мы не ясновидящие и гадалки. Нужно удачно сформулировать. Ибо можешь дать человеку еще 10 лет жизни, а он может прожить только год. Или наоборот. На вопрос приходится отвечать достаточно уклончиво и объяснять, что такое невозможно спрогнозировать. Есть статистические данные, которые могут не касаться конкретного пациента , ― рассказывает Койчуев.

Многие люди считают, что после долгих лет работы врачи могут становиться циниками. Арсен Койчуев считает, что в какой-то мере это действительно так.

― В моей семье, допустим, думают, что любое заболевание кроме рака я считаю насморком. В какой-то мере не стоит беспокоиться о менее серьезных болезнях. Конечно, есть сердечно-сосудистые и иные заболевания, другие хирургические специализации помимо онкологии, но моя позиция такова , ― говорит доцент.

Каждому врачу приходится работать с разными пациентами. Чаще всего Арсену Койчуеву встречаются позитивно настроенные онкобольные.

― Многих пациентов, которые себя проявляют негативно, можно понять. Им тяжело. С опытом хирурги понимают, как могут себя вести пациенты. Около 80% из них настроены позитивно. Есть и те, которые при любых раскладах думают о плохом. С такими больными приходится проводить работу в том числе и при участии психолога , ― делится Арсен Койчуев.

В хирургии не принято позволять врачам оперировать своих близких. Как рассказывает Койчуев, медики стараются при такой необходимости обратиться к коллегам.

― Я бы предложил выполнить операцию другому человеку, в котором я уверен. Оперировать самому было бы некорректно. В момент операции хирург не должен поддаваться панике, ситуации бывают разные. Все должно быть достаточно хладнокровно. Эмоциями все можно только испортить , ― считает хирург.

У Арсена Койчуева нет страха оказаться на месте своих пациентов. Он знает коллег, которые перенесли окологию или продолжают лечение. Считает, что эта участь вряд ли кого-то минует, однако любой человек хочет надеяться, что его форма заболевания не будет агрессивной и поддастся лечению.

После прихода пандемии коронавируса в марте 2020 года оказывать помощь онкобольным стало тяжелее. Сейчас доступ в учреждения ограничен, так как медики пытаются обезопасить тех, кто уже получает лечение.

― По статистике, если мы ежегодно фиксировали около 10 000 заболевших, то за последние два года выявили меньше. Но это не из-за того, что люди стали меньше болеть онкологией, а потому что нынешняя ситуация с пандемией не позволяет некоторым жителям обратиться за помощью. В итоге они приходят с более запущенной стадией. Диспансеризация и профосмотры тоже периодически приостанавливают, так что выявление рака на ранней стадии тоже хромает. Мы ожидаем ухудшения ситуации по запущенности заболеваний. Да и сейчас видим, что пациенты приходят с метастазами, с четвертой стадией. Кто-то болеет перед лечением, кто-то инфицируется после, получает осложнен ия, ― рассказывает доктор медицинских наук.

От профдеформации тоже никуда не деться. Иногда Койчуева даже вне работы в первую очередь воспринимают именно как врача.

― В последнее время все разговоры в компании сводятся к обсуждению медицины. Такое может быть и когда связываюсь с друзьями впервые за несколько лет. К этому привыкаешь. Когда ко мне обращаются, всегда стараюсь помочь. Это моя работа, норма жизни. Так что отношусь к этому проще, ― делится врач.

Работа любого медика связана не только с жизнью, но и со смертью. С опытом медики начинают относиться к смерти по-философски. Тем временем профессия может стать настоящей зависимостью.

― Во многом хирурги ― наркоманы. Это чувство удовлетворения, когда получается что-то сделать. Результат ― человеческая жизнь и успешное лечение. Да и правильно подобранная схема поднимает человека на ноги. Пару лет назад у меня была молодая пациентка, которая не ходила. У нее была опухоль кишки и объективных моментов связанных с тем, что она не может ходить, не нашли. Подготовили ее, сделали операцию. У меня было предположение, что это психологическая проблема. На следующией день после операции мы пообщались с ней, сообщили что все прошло крайне успешно и она абсолютно здорова. Она начала ходить. До этого по отделению женщина перемещалась на каталке, ее сопровождал супруг. Сама операция никак ног не касалась. Она считала себя очень сильно больной. Такие яркие случаи дают мотивацию дальше бороться с заболеваниями , ― вспоминает врач-онколог.

Стать идеальным врачом невозможно, но к этому стоит стремиться. Так считает Арсен Койчуев. В разговоре с корреспондентом он дал совет своим молодым коллегам: совершенствовать  знание иностранных языков, осваивать новые технологии, стажироваться и стирать границы в формате обучения. Также он поделился, что себе в начале пути мог бы посоветовать то же самое.

Ежегодно в Ставропольском крае на диспансерный учет ставят 9 700 пациентов с вновь выявленными онкологическими заболеваниями. На конец 2021 года по данным «канцер-регистра» на учете в крае состоит 63 500 пациентов.

Кому-то везет и удается выздороветь, а затем и вовсе сняться диспансерного учета. Остальным же приходится состоять на нем пожизненно, даже если лечение завершено, и человек находится в ремиссии. В крае на диспансерном учете со сроком наблюдения более 5 лет состоят 55,4% пациентов. 

На сегодняшний день в крае 22 тысячи пациентов, получающих различные виды лечения: хирургическое, лучевое, лекарственное. 

Для лечения больных действует проект «Борьба с онкологическими заболеваниями». В 2022 году на него выделили более 4 миллионов рублей из средств обязательного медицинского страхования. На противоопухолевое лекарственное лечение из указанных средств выделили ― более 3 миллионов рублей или 67,9%.   

Тем не менее, на лекарственное обеспечение могут рассчитывать 9 354 пациента. Для этого выделили 190,6 миллиона рублей.

Лариса Тульчанская
Фото в материале предоставлены героем публикации